Ученики о Вячеславе Дудченко (часть 2)


К Части 1

Евгений Златковский

Не могу поступаться принципами

Евгений Златковский

Начну, пожалуй, с совсем недавнего мрачноватого эпизода. Был я на свадьбе давней моей приятельницы. Она – русская девочка из Питера, но католичка, он – выросший в Германии грек. Поэтому свадьба проходила в греческом храме по православному обряду, но – чтобы уже никому мало не показалось – в городе Дюссельдорфе и частью на греческом, частью на немецком языке. Обряд был длинен и скучен, батюшка в праздничных ризах – ужасен. Он был уже в летах, невнятно бубнил, не отрывал глаз от требника, запинался, не к месту растягивал гласные, чтобы торжественнее выходило... Один раз жениха назвал не тем именем... Благости в этом было так же мало, как в выпекании пасхальных куличей на поточной линии. Человек просто делал свою работу, делал привычно плохо. Действо продолжалось часа полтора. Под конец мероприятия слово вдруг взял другой человек в златотканой ризе, все время стоявший рядом и до этого молчавший. Это был католический священник, невесту давно знающий лично. Спокойный глубокий голос. Никакого требника, никаких песнопений, очень простой и короткий текст. И вдруг, с первых же слов, стало интересно и «настояще». Когда он говорил о том, что вступающие в брак должны оставаться друг для друга «живою тайной» во все время супружества – я вдруг понял, что он действительно прочувствовал то, о чем он сейчас говорит. Там были настоящие чувства и настоящее знание. Единственный живой эпизод во всей этой бодяге. «У него рак – сообщила мне невеста уже после действа – он проживает каждый день как последний...».

В двух словах она определила суть. Просто один человек жил вот в этот самый момент, жил именно здесь и именно сейчас, сколько ему еще оставалось. И свое знание о жизни передавал другим. А другой исполнял свою работу, за которую ему деньги заплатили...
И я подумал о том, что разницу видно всегда.

Вот о том и хочется поговорить, об отчужденности и аутентичности, об этом старом новом принципе «здесь и сейчас» и о том, как он влияет на наше бытие и на эффективность наших действий. И о том, как он сам меняется в ткани современной жизни, в особенности в жизни профессиональной*.

По сути, принцип «здесь и сейчас» открывает основополагающий дискурс о качестве жизни. По одну сторону – осознанное проживание каждого момента, свежесть восприятия, выстраивание своей жизни в соответствии со своими собственными целями и принятие ответственности за последующее. Способ более редкий и более рисковый. По другую – «жизнь по заданию», определенная извне, рутинное протекание событий, откладывание «настоящей», самоопределенной жизни на потом, спихивание ответственности на обстоятельства. Модус, в котором живет большинство, заданный социумом, поддержанный всеми возможными конвенциями – и практически не сопряженный с риском.

Дискурс этот не нов (мягко говоря), но в последние годы на него начали обращать гораздо больше внимания. Может быть, в силу того, что банальное ускорение жизни, повышение социальной мобильности, невозможность для большой части населения толком укорениться на рабочем месте (потому что надо его менять в погоне за карьерой), стремительно возросшее количество источников информации объективно усиливают второй из описанных способов поведения. А именно, не «здесь и сейчас», а «когда-нибудь и может быть». Появился даже специальный термин в литературе: «синдром отложенной жизни». Описать его очень просто – «пока что я следую обстоятельствам и тяну лямку, но вот уж как получу новую должность/наконец сделаю ремонт/выйду на пенсию...» и пр. Понятно, что в этом модусе вознаграждение не наступает никогда и такой способ жизни безусловно способствует повышению уровня фрустрации и невротизации индивида. Нельзя же морочить себе голову всю жизнь...

Индивиду, следующему чужим, навязанным ему правилам, находиться в этом болоте одному все же неуютно. Он ищет союзников. И находит очень быстро. В Германии, где я живу и работаю уже много лет, в рабочих коллективах стало правилом хорошего тона работать с напряжением и свою работу на самом деле не любить. Потому что напряжение как бы само по себе уже является достаточным оправданием для любой, в том числе и низкой, эффективности. Немцы вообще народ, в ментальности которого слово «долг» прописано очень большими буквами. Вот так и осуществляется работа – из чувства долга. Потому что принято. Потому что необходимо для самоуважения. Потому что, в конце концов, надо денег заработать, и по возможности много. В разного рода рабочих коллективах – от заводов фирмы Фольксваген до пафосного рекламного агентства – прижилась одна и те же семантика для описания этой контрадикции «работа – жизнь». «Ах, как бы было сейчас славно не возвращаться в душный офис. Впрочем, время; пойдем пахать/на каторгу», говорят друг другу со скорбной улыбкой понимания коллеги, приходя с обеденного перерыва. «Пока-пока-пока» - щебечут и чуть ли не выпевают сослуживцы в конце рабочего дня, радостно повышая голос в предвкушении «настоящей жизни» за пределами офиса. Об отпуске, бывшем и будущем, удавшемся и неудавшемся, экзотическом и рутинном, можно говорить с любым, даже шапочно знакомым человеком. Это тема беспроигрышная для любого small talk, ибо мало есть в немецком (как и в любом другом языке, безусловно) лексем, так позитивно нагруженных, как эта. И так далее.

Самое при этом интересное с точки зрения социологической и самое пагубное с точки зрения бизнеса, это то, что описанное настроение – не единичное явление, и проявляется оно не только в «нездоровых» компаниях. Это общепринятая конвенция: «работа есть необходимое зло, но надо выполнить ее (как можно лучше) – и забыть до завтра».

В литературе по синдрому отложенной жизни я нашел упоминание Киплинга, как одного из родоначальников этого взгляда: Описывая жизнь англичан в колониях, он заметил, что жизнь их была сродни репетиции «жизни настоящей», которая наступит потом, когда-нибудь в метрополии. Честь и хвала Киплингу, но, очевидно, не так сложно было и заметить этот феномен в условиях экстраординарных, когда человек явно и безусловно «не дома».

Забавно то, однако, что для истового отсрочивания своей жизни человеку вовсе не нужны потрясения типа эмиграции, утери привычного социального статуса и пр. Этим занимается большинство из нас в совершенно обычных, ни в коей мере не драматических условиях. И так было всегда. Чтобы понять это, достаточно открыть эссе Сенеки «О скоротечности жизни» - и поразиться современности текста.

«Прислушайся, и едва ли не от каждого ты услышишь такие слова: "В пятьдесят лет уйду на покой, с шестидесяти освобожусь от всех вообще обязанностей". - А кто, интересно, тебе поручился, что ты до этих лет доживешь? Кто повелит событиям идти именно так, как ты предполагаешь? И к тому же, как тебе не стыдно уделить для себя самого лишь жалкие остатки собственных лет, оставить для доброй и разумной жизни лишь то время, которое уже ни на что другое не годится? Не поздно ли начинать жить тогда, когда пора кончать? Что за глупое забвение собственной смертности - отложить здравое размышление до пятидесяти или шестидесяти лет и собираться начать жизнь с того возраста, до которого мало кто доживает!» Не странно ли, что, если что-то и изменилось за две тысячи лет, так это только лишнее десятилетие перед пенсией?...

Стоит приглядеться к себе, своим друзьям, знакомым, коллегам – и за редким исключением вы найдете то же самое отношение к жизни, то же самое откладывание на потом, то же самое пренебрежение настоящим во имя будущего. Среди бизнесменов, наемных работников, политиков, в любой культуре, для любого социального статуса будет справедлива сенековская максима «каждый несется по жизни сломя голову, снедаемый тоской по будущему, томимый отвращением к настоящему».

Выше я упомянул, что в современном постиндустриальном обществе превалирование принципа «когда-нибудь и может быть» над «здесь и сейчас» достаточно зримо. Я не знаю, как соотносятся две эти страты в процентном выражении – эфемерность феномена и трудности с операционализацией понятия сильно затрудняют количественные исследования на эту тему. Я также не берусь судить, что происходило в сознании людей в период промышленной революции, при переходе к постиндустриальной стадии развития и пр. Думаю, что так было всегда. Очевидно, тяготение к откладыванию жизни «на потом», существование в заданных извне рамках имманентны человеческой природе и мало зависят от внешних условий (не исключено, однако, что именно это качество, столь контрпродуктивное для отдельного индивида, служит теми скрепами, которые обеспечивают стабильность общества в целом). Варьирует только лишь степень проявления этого феномена, соотношение людей, живущих самоопределяемо и в настоящем моменте к людям, которые следуют обстоятельствам и живут собственными проекциями будущего.

В современном «западном» обществе, заметны как минимум две противонаправленные тенденции. Первая достаточно очевидна и практически всеобъемлюща. Изменения в темпе жизни**, ее ускорение, приводят к тому, что давление норм, которым надо соответствовать, возрастает. Их просто становится больше в пересчете на человеческую жизнь, потому что чаще осуществляются прыжки из одной ситуации в другую. Еще в 50е-60е годы в Западной Европе работа на одном месте, в одной компании в течение всей профессиональной жизни была нормой. Человек приходил в компанию молодым несмышленышем и затем несколько десятилетий неспешно поднимался по профессиональной лестнице, вживаясь в среду, «пуская корни» и пр. Это связывалось, естественно, и с жизнью на одном месте, укоренением в своей социальной среде и пр. Сейчас это непредставимо. Если человек работает на одном месте более 5-6 лет, ему потом трудно найти иную работу – эта максима имеет уже характер трюизма в среде профессионально активного населения. Потому что каждый «персональщик» задаст ему вопрос – «почему Вы ничего не меняли? Вы не хотели расти?» Таким образом, средний наемный работник вынужден в настоящее время «крутиться» гораздо быстрее, менять места работы, врастать в новые коллективы, все время «проявлять себя с лучшей стороны», карабкаться вверх. Работник все более становится функцией, все более «обкатываются» его личностные «углы». Новое место работы часто предполагает смену места жительства, круга общения и пр. Караваны современных кочевников тянутся по пространствам Западной Европы, только вместо кибитки у них лэптоп... Люди живут как правило не там, где хотят, а там, где есть работа. Жизнь на чемоданах плохо связывается с наличием семьи, долгосрочным планированием и пр. – поэтому типичный горожанин западноевропейского города – это «сингл». Есть еще одно показательное, чтоб не сказать, феноменальное, гражданское состояние: когда он живет в Мюнхене, она в Гамбурге, видятся на выходных и в отпуске. Вот такая семья... В немецком языке, славном возможностью образования новых слов простым присоединением одного существительного к другому, в последние десятилетия даже общепонятный термин для этого появился: Fernbeziehung***. Есть и в английском соответствие, и в итальянском... Потому что так происходит везде на Западе. На русском языке пока еще такое выразить сложно, впрочем, и слава Богу...

Таким образом, первая тенденция состоит в том, что в силу увеличения темпа социальной жизни растет и давление обстоятельств на индивидуума. Обстоятельств, которым надо подчиняться, чтобы не быть выброшенным из привычной социальной структуры. Жизнь современного «западного» горожанина менее всего определена им самим – он живет в том месте, где есть работа (а не там, где хочет), снимает квартиру, которая ему по карману (а не ту, что ему осознанно нравится), общается с людьми, с которыми он спешно наладил контакт на новом месте (а не со старыми друзьями, которые рассеяны по свету) и так далее. Он себе явно и безусловно не хозяин****. До того ли тут, чтобы жить в пространстве сегодняшнего дня? Да это в такой ситуации и невозможно – потому что принцип «здесь и сейчас» предполагает субъектность человека и самостоятельное выстраивание им своего жизненного сценария. Что никак не соответствует реальности помянутого индивида. Поэтому – он откладывает «настоящую жизнь» на потом. Я убежден в том, что эта тенденция в последние годы и десятилетия усилилась.

Впрочем, не все так плохо... Развитое постиндустриальное общество тем и хорошо, что оно многополюсно, поливалентно, разнопланово. На всякую хитрую тенденцию найдется своя контртенденция с винтом... Возникла оная контртенденция совсем недавно, но заявила о себе довольно быстро и в полный голос. Это – «новые богатые». Это целая когорта молодых предпринимателей, рассеянных по разным странам, которые измеряют благосостояние не в его денежном выражении, а в совершенно других категориях – свободном времени и возможности выбора собственного пути. Они принципиально отличаются от известного нам образа предпринимателя, суть деятельности которого – в развитии бизнеса и увеличении прибыли. И который работает по 12 часов в сутки, чтобы через 15-20 лет вывести свою фирму на биржу, стать миллионером – и вот тогда-то наконец-то отойти от дел. Но они же тем более отличаются и от стандартного наемного работника, который пусть работает несколько меньше предпринимателя, но суть остается прежней – «я помучаюсь сейчас и поисполняю их идиотскую работу, чтобы пожить в свое удовольствие потом».

«Самое недоступное для занятого человека - жить, ибо нет науки труднее», писал Сенека. «Новые богатые» меняют парадигму и замещают традиционную систему ценностей новой, как сформулировал идеолог этого движения Тим Феррисс*****:

  • Жизнь (в первую очередь рабочая) не должна быть каторгой; более того, она и перестает быть каторгой, как только ты отказываешься от конвенции, что она должна быть каторгой... Человек имеет право работать мало и при этом чувствовать себя хорошо;
  • Выбор своего пути – это привилегия каждого («Я видел землю обетованную и вернулся с хорошими новостями. Туда пускают всех»*****);
  • Материальное благосостояние – это еще не все, свободное время как минимум равноположено ему; жить для пенсии глупо; жить надо сейчас и делить будущую пенсию на «дольки», уже сейчас выделяя свободное время для интересных дел;
  • Жить надо там, где хочется, потому что интернет позволяет зарабатывать деньги равным образом, находясь как в бюро в Лондоне, так и на пляже Копакабаны; мобильность – естественная часть полноценной жизни.

Не буду разбирать всю книгу и способы достижения пропагандируемого образа жизни. Главное для меня в этом труде было даже не «как» достичь желаемого (тут я во многом расхожусь с автором), а том, что оно, вот такое желаемое – легитимно. Немножко «погуглив» на эту тему, я нашел в англо- и германоязычном интернете массу оживленных форумов, в которых люди дискутируют возможности альтернативного пути, делятся опытом и пр. Выходит – это новое общественное движение. Автор помянутой книги Тим Феррисс стал идеологом нового поколения предпринимателей и – шире – некоторых членов общества эпохи интернета.

Последнее важно, кстати. В доинтернетные времена принцип «здесь и сейчас» имел все же больше отношения к строю мыслей и жизни, нежели к конкретному способу зарабатывания денег. И только в достаточно редких, нишевых случаях становился и источником финансовой независимости. В последние годы ситуация изменилась коренным образом. Интернет позволяет вести бизнес (по крайней мере, связанный с услугами дигитального характера, интеллектуальной деятельностью, онлайн-продажами и пр.) из любой точки планеты. А это значит, исчезает или по крайней мере становится гораздо более слабой одна из основных доминант «закрепощения» современного человека – географическая зависимость от рынков сбыта, работодателей и пр. А значит, и необходимость жить там, «где положено». Выбор места жительства становится в большей степени зависим от собственных предпочтений. И может легко варьировать во времени, в зависимости от смены таковых. Кроме того, бизнес, существующий в интернете и через Интернет, требует гораздо меньших инвестиций, нежели бизнес традиционный. Начать такой бизнес – при наличии продуктивной идеи, разумеется – может практически каждый.

Человек все-таки существо стадное. Гораздо приятнее осознавать, что ты не просто одиночка с завиральными идеями, а часть некоего целого, да еще и нового, интересного, крутого... Я думал об этом, читая книгу Феррисса недавно. Потому что так уж случилось, что последние два года я иду очень похожей дорогой. Ничего не зная про «предтечу» и само движение, я стал его частью...

Интересно, что и мотивация была очень схожей. Феррисс называет это нежеланием «быть зрителем в собственной жизни». У меня было ощущение, что я стою на перроне, мимо меня проносится нарядный, сверкающий огнями поезд – моя жизнь – а я остаюсь, где стоял, и смотрю ему вслед... Мысль Сенеки, что «никто не возместит тебе потерянные годы, никто не вернет тебе тебя» я тогда еще не знал как цитату, но явно чувствовал, что жизнь протекает как-то не так. Я работал начальником отдела в престижном мультимедийном холдинге. Хорошо зарабатывал, даже и не очень надрывался последние годы, перспективы карьерного роста были отличными. Тем не менее – я явно чувствовал, что я живу не своей жизнью, а просто хорошо исполняю функцию, по сути, не имеющую ко мне никакого отношения, от меня отчужденную. И что эта функция забирает столько времени и сил, что ни на что прочее, на «настоящую жизнь» уже запала не остается. А хотелось, чтобы оставалось. Потому что все яснее становилось, что у этой дороги нет ни конца, ни смысла. А есть только пенсия...

И я понял, что глупо откладывать жизнь до пенсии. И уволился, «в никуда». В быстрой российской жизни этот «аффронт» выглядит, очевидно, не так ужасно, как в Германии, с ее традиционной рабочей моралью. Здесь, на Западе, такое просто трудно представимо. Так не поступают потому, что так не поступают. Точка. Это нехорошо, неправильно и почти аморально. Люди всегда уходят куда-то, на новое место. Тогда это понятно и социально одобряемо, потому что человек карабкается по социальной лестнице, крепит устои общества и пр. Уходить в никуда – это в первую очередь акт отрицания существующей системы ценностей. Поэтому спектр реакций в моем профессиональном окружении варьировал от осуждения до такого «эсхатологического восхищения» - ясно уже, что человек не жилец, но смел, мерзавец...

А я как-то не чувствовал себя героем. Я просто знал, что это правильный шаг. И никакой катастрофы, кстати, не произошло. Выбор в пользу жизни себя оправдал... Как-то так получилось, что я через некоторое время, после полугода путешествий, основал собственное дело. Изначально это, кстати, задумано не было. Но просто быстро сделанный продукт показал себя вполне жизнеспособным. Стихийно я пришел к модели бизнеса, в которой мне для зарабатывания денег решительно ничего не надо, кроме моего лэптопа и интернета. И почему-то дело пошло, и break even point уже пройден, и сейчас я начал обучать сотрудников и искать партнеров в других странах. И я даже не исключаю, подобно Ферриссу, переезд на жительство (пусть и временное) в иную страну или жизнь на две страны. Потому что так интереснее. В свободное время, которого стало несравненно больше, я занимаюсь другими проектами, «для души».

Время для ретроспективного взгляда, слава Богу, еще не подошло. И тем не менее, первые итоги жизни по новым правилам уже можно подвести. Денег пока что меньше, чем было, и с карьерой тоже не все ясно. Впрочем, и то, и другое стало менее значимо в последние годы. А вот ощущение жизни совсем другое – более здоровое, более цельное. «Попер позитив», что называется, вместо былых депрессий. На многие вещи глаза открылись и уши. По-другому стал общаться с людьми. Увлекся совершенно неожиданными делами, походами в горы, к примеру. И одно цепляет другое, и жить по-прежнему интересно. Мне кажется, сальдо в мою пользу... Как показала практика, принцип «здесь и сейчас» работает. Если захотеть.

Двадцать лет назад я услышал об этом принципе жизни от Вячеслава Сергеевича. Он его сам же и воплощал – очень убедительно, очень вкусно, иногда с перехлестом. На него страшно хотелось быть похожим, жить так же – но хотение это было вполне абстрактного свойства, то есть, никакое. «Покуда идите, мы вас подождем», что называется... Так что тогда не получилось. Думаю, что каждый человек приходит к этому пониманию в свой срок. Мне для этого понадобилось как раз двадцать лет – так что радиация оказалась «долгоиграющей»...

Сноски:
* - почему именно в профессиональной жизни? Потому что там более четко видно, какова ситуация, ведь профессиональная деятельность в наибольшей степени регламентирована и определена извне (Назад к тексту)
** - полезно пояснить, какое ускорение имеется ввиду. Как ни странно, «физический» темп жизни едва ли увеличился за последние десятилетия - тут как раз есть естественные пределы ускорению, положенные нашей неизменяемой телесностью (неразумно, условно говоря, чистить зубы 10 секунд вместо 2 минут, трудно «упихать» обеденный перерыв в 15 минут вместо 60 и на естественные надобности человек XXI века тратит ровно столько же времени, полагаю, как и 10 веков назад...). Есть и другие естественные ограничители темпа – например, время, непроизводительно затрачиваемое на дорогу от дома до работы, которое едва ли уменьшилось за последние десятилетия, и пр. Но – резко возрос темп жизни социальной, о которой, собственно, и разговор. (Назад к тексту)
*** - от fern- «дальний, далекий» и Beziehung - «отношение, связь» (Назад к тексту)
**** - с одной стороны, не может не радовать, что болезнь не нова («вспомни, когда ты исполнял свои собственные решения; посчитай дни, прошедшие так, как ты наметил; вспомни дни, когда ты располагал собой, когда твое лицо хранило свое естественное выражение, когда в душе не было тревоги» (Сенека)), с другой – это же заставляет задуматься...(Назад к тексту)
***** - «The 4-Hour Workweek“, Timothy Ferriss, 2007 (Назад к тексту)

К оглавлению

Сергей Усанов

Сергей Усанов

Есть люди, истинное призвание которых – мыслить, будоражить воображение, действовать, развивая то, во что они верят, служа миссионерами научных и других идей. Невидимое сотрудничество таких людей не проходит бесследно. Они являются Неведомыми инициаторами многих идей, которыми живут эпохи…

Есть люди, историческая роль которых – быть «нервными центрами» общественного организма. Эта роль громадна по своему значению, потому что не может возникнуть общественности у того народа, у которого нет этих развитых нервных центров. Такие люди воплощают в себе «тонкое ухо», острую приметливость, вещую чуткость. На них зиждется терпимость и нервность общества, связь старого с новым, одного поколения с другим. Вячеслав Сергеевич Дудченко, на мой взгляд, был именно таким «нервным центром».

В 2003 году моя практика проходила в «Центре защиты от стресса» Хасая Алиева; там и состоялась моя первая встреча с В.Дудченко и его очаровательной спутницей Еленой. В то время я уже представлял телесно-ориентированный подход и придерживался экзистенциального направления в психологии. До этой встречи у меня устойчиво пульсировала мысль о том, чтобы встретить человека, компетентного в работе с людьми и умеющего обучать этому других.

Впервые меня потянуло к Славе (так он просил называть себя) после методологического семинара в Подмосковье, осенью 2003 года. Там, в окружении замечательных людей, профессионально развивающих консультационную деятельность, прошла удивительная работа, которая произвела неизгладимое впечатление на меня и мое мировоззрение. Это была открытая и профессиональная среда психологов, социологов и бизнес-консультантов. Там же я познакомился с семьей Дудченко – с его надежным тылом и верными партнерами: с Людмилой Кирилловной, супругой и вдохновителем Славы, с дочерью Еленой, умницей и красавицей, и с Юлией – они составили образ нерушимого союза и гармоничных отношений. После этого знакомства я на одном дыхании прочитал изданную в 1999 году книгу Славы «Онтосинтез жизни» - живой и содержательный текст, великолепные рисунки, внятный и доступный для понимания материал. Именно тогда я почувствовал, что между нами установилась связь – я принимал любые предложения от Славы, вернее, от его бессменного координатора Елены. Я активно принимал участие в этой работе, посещал «Школу инноватики Дудченко» так часто, как только мог. Эта Школа дала мне совершенно новое образование – к каждому ученику был индивидуальный подход, здесь обучали профессионально и с отказом от соревнования, уделяли особое внимание развитию творчества и способностям видеть настоящее и заглядывать в будущее. Это образование напоминало мне эклектическое консультирование, представляющее собой попытку интеграции лучших сторон различных подходов. Имеется в виду не набор разных теоретических принципов, воззрений или накопленных методов и методик, доказавших практическую эффективность независимо от контекста возможного применения. Фирменное консультирование В.С.Дудченко опирается на системную интеграцию нескольких десятков подходов в стремлении найти единое целое и проверить, как новая система «работает» на практике. Можно сказать, что создание «системного синтеза» – это та интенция всей профессиональной деятельности Славы, которая проявлялась долгие годы. Спустя время началась наша со Славой совместная консалтинговая бизнес-деятельность, где в «полевых условиях» мне, наконец, представилась уникальная возможность применить полученные знания в действии.

В 2004 году появилась в свет следующая книжка Славы «Абсолютный консультант или секреты успешного консультирования», которая опирается на глубокую работу по осмыслению механизмов связи человека с миром, активной деятельности человека в этом мире и постоянного саморазвития. Её я также прочёл на одном дыхании и это тоже было частью уникальной Школы Дудченко.

Слава – один из немногих людей, кто соблюдал триединство «мысль – слово – действие». Одно дело – прочитать об этом, другое – стать участником такой жизни и на следующем витке саморазвития жить так самому.

Имея опыт в области телесно-ориентированной психотерапии, я время от времени проводил для Славы оздоровительные сеансы, так как нагрузка у него была колоссальной (для восстановления ресурсного состояния я использую в своей работе практические инструменты Восточных и Западных Школ, а также исконно русские оздоровительные системы восстановления). Во время этих сеансов я имел возможность общения «тет-а-тет» на самые разные темы. Слава, подобно Сократу, задавая глубокие вопросы, обучал меня искусству обобщения и нахождения точных определений общих понятий. Сам он называл это «повивальным искусством» (майевтикой) – искусством проявления уже имеющегося у человека знания, присущего его душе до того, как она воплотилась в этом теле. Тема психофизиологии и ее роли в профессиональном консультировании также часто становилась поводом для наших обсуждения со Славой.

Тонкое, глубокое чувствование происходящего была той особенностью души и телесности Славы, которая давала возможность удачно синтезировать лучшие подходы в сфере саморазвития человека и систем, давать точную обратную связь людям и быть навигатором. Еще одна особенность Славы – его целостная система мышления и сознания; он видел, как мне кажется, что происходит на самом деле и что будет происходить. Подобно Прометею он был способен передавать «огонь» этого видения другим.

Людмила и Слава, активно и насыщенно проживая свою жизнь, продолжали развиваться, интегрируя подходы для саморазвития и создавая особую атмосферу этого развития вокруг себя.

«В коммуникацию вступают не отдельные люди, а их индивидуальные реальности и особенности вербализации этих реальностей», - говорил Слава. Причем, вербальная составляющая – ведущая, определяющая, задающая смыслы и… единственная. Тогда я задумался: почему же единственная? Должны ли мы пренебрегать в процессе консультирования всем тем, что за рамки этой составляющей выходит? Вопрос риторический. Если мы вынесем вербальную составляющую за скобки, что у нас в этом случае останется? Останется, прежде всего, то, что непосредственно связано с телом человека: позы, жесты, мимика, особенности телодвижений и телесного контакта, а также особенности голоса – его выразительность, тембр, интонация, глубина.

Осознанное отношение к телу – особая тема наших бесед со Славой. Одна из центральных тем в экзистенциализме – максимально полное присутствие человека в бытии, полнота его бытия (укорененность в бытии). Эта тема тесным образом связанна с подлинностью существования и, безусловно, интересовала Славу, и мы много говорили об этом.

Полноценное присутствие консультанта в бытии начинается с полноты его присутствия в тех ситуациях, которые выпадают на его долю в жизни. А полнота присутствия в жизненной ситуации немыслима вне присутствия в собственном теле. Т.е. путь к полноте бытия, к максимально полному присутствию в любой жизненной ситуации, самым непосредственным образом связан с полнотой присутствия в собственном теле. Тело понимается не как соединение белковых тел, а как телесно-душевный континуум, включающий в себя смысловые горизонты человека. Тело не рассматривается как инструмент, мое тело – это я сам. Моя укорененность в бытии неразрывно связана с моей укорененностью в теле и с состоянием этого тела. В экзистенциальной парадигме под телом понимается не столько физический организм, ограниченный границами кожи, а непосредственно сам человек со всеми его мыслями, эмоциями, чувствами и энергией. Еще один важный вопрос, исследуемый в экзистенциальной парадигме – это понимание свободы, возможность сказать «нет» своей чувственной стихии как путь к подлинной свободе. Она достигает своей кульминации в религии, когда человек становится способным отказаться от всех привычек своего прежнего существования, чтобы отдать всю полноту своей свободы Богу.

Слава и Людмила Дудченко, родные и близкие мне по Духу люди собственным примером показывали, как важно присутствие, укоренение и системное соединение подходов. На взлете своего Духа Слава издал восьмую книгу - «Саморазвитие». В своем прощальном, как оказалось, напутствии В.Дудченко сказал: «Я привел все эти примеры, чтобы показать, как далеко пугающее будущее прорастает в сегодняшнем хаотичном мире резкими шокирующими ростками. И чтобы быть к нему готовым, собственно и нужно заниматься саморазвитием».

Слава, каждый раз создавая корпус смыслов, сам явился нам той телесностью, которая знала, чувствовала и могла действовать согласно тому, во что верит, что и дало, по моему представлению, столько результатов за одну человеческую жизнь...

К оглавлению

Алексей Ребров

Голос Духа

Алексей Ребров

Предуведомление Дмитрия Несветова к настоящей книге освобождает автора данной главы от необходимости писать длинное вступление. Действительно Вячеслав Сергеевич Дудченко (далее просто Слава ) творил в миру настоящие чудеса. При его скромном участии деловые организации росли в разы превышая темпы роста своих рынков, регионы превращались из захолустных в передовые, решались задачи и реализовывались проекты, не имеющие аналогов, люди постоянно выходили далеко за рамки своих собственных представлений о возможном, запускались бурные и необратимые изменения там, где казалось, что ничего изменить нельзя… И при этом, «что-то никто не успел приметить секрета». А «феномен Дудченко» и его инновационная методология сегодня интересуют многих.

Воспроизводим ли тот эффект, который создавал Слава в своем окружении, где бы он ни оказывался? Осталось ли после него методологическое содержание, отделимое от его создателя и главного носителя или инновационная методология ушла вместе с В.С.Дудченко? Воспроизводимы ли в конце концов столь эффективные консалтинговые технологии если не в массовом, то хотя бы в штучном режиме? Споры о том, в чем же суть инновационной методологии, в сообществе последователей по-прежнему продолжаются.

Самый простой и поверхностный ответ на эти вопросы состоит в том, что инновационная методология Дудченко представляет собой синтез социо-технических средств и методов групповой работы, довольно подробно описанных в ранних работах Славы [Программа инновационной игры, 1987], с некоторым набором содержательных идей, обстоятельно изложенных в более поздних работах [Дудченко В.С., 1999, 2004, 2007]. Подвох заключается в том, что многократные попытки воспроизвести те самые методы и средства в сочетании с довольно четко определенным корпусом смыслов не дают эффекта, хотя бы отдаленно напоминающего то, что делал Дудченко. Я и сам в первые годы работы со Славой грешил тем, что пытался копировать его методы работы и искренне удивлялся тому, что получается совсем не то, хотя чисто технически я копировал все точно. Феномен Дудченко оказался намного более глубоким и комплексным, нежели технологии и содержательные идеи, зафиксированные в письменных источниках, и освоенные отдельными людьми в потоке интенсивной практики.

Сейчас, спустя несколько лет, я нашел для себя некоторый, как мне кажется, удовлетворительный ответ на вопрос о том, в чем же суть инновационной методологии и «феномена Дудченко». Однако ответ этот вопрос находится довольно далеко от научных, методологических, консалтинговых и прочих привычных и понятных нам систем описания мира. Безусловно, я не претендую на исчерпывающий или «самый правильный» вариант интерпретации инновационной методологии. Но все же мне видится, что мне удалось ухватить важную часть той головоломки, которую оставил нам Слава. Чтобы более или менее внятно пояснить читателю суть того, что я хотел сказать, лучше всего начать с примера.

Когда я работал над идеей данной статьи, мне неожиданно очень ярко вспомнилась моя первая встреча со Славой. Чтобы читатель мог понять суть произошедшего, я вынужден довольно детально описать обстоятельства и предысторию этого события.

В то время я был студентом выпускного курса Высшей школы экономики. Важной особенностью этого учебного заведения является то, что оно создает у своих студентов мощное чувство собственной элитности и даже превосходства над окружающими благодаря непоколебимой вере в уникальность и превосходное качество получаемого образования и его практическую полезность. И я не был исключением из этого правила. Уже тогда я считал себя величайшим специалистом по менеджменту и управленческому консультированию, хотя за спиной была всего пара лет офисной работы, несколько написанных бизнес-планов и один откровенно провальный проект по «стратегическому консультированию» организации из трех человек. Однако уровень фактических достижений никак не снижал весьма значимой для меня тогда самооценки и веры в безграничность собственного потенциала.

В последнем учебном семестре с разницей примерно в неделю у нас начались два весьма похожих по называнию учебных курса (как прошел такой учебный план сейчас я понять не могу, а тогда даже не обратил на это внимания). Первый из них назывался «Технологии обучения и оценки персонала». Его вела Наталья Владимировна, которая представилась, как умудренный опытом практик. Список последних мест ее работы весьма впечатлял. Буквально за несколько месяцев до начала наших занятий она ушла с поста HR директора крупной и широко известной российской компании. Наталья Владимировна начала первое занятие с того, что образование, даваемое в Высшей школе экономики, никуда не годится. Она обвинила наши учебные планы в бессистемности и оценила наш уровень подготовки, как поверхностный. В завершение она сказала, что видит свою задачу в том, чтобы хоть как-то исправить этот недостаток и привить нам азы системного мышления, потому что без этого мы ничего не будем стоить на рынке труда, как специалисты.

Как наиболее успевающий студент в группе я был возмущен ее заявлениями больше остальных. «Да как она смеет делать такие выводы о нашем образовании? Кто она вообще такая!?», шепнул я своему соседу по парте, а вслух позволил себе несколько язвительных замечаний, за что получил первое предупреждение о том, что мешаю вести занятие.

Наталья Владимировна продолжила рассуждения о бессистемности нашего образования и привела в пример наши познания в психологии. Я вновь возмутился, потому что прошедший ранее курс по психологии личности произвел на меня глубокое впечатление.

– Как вы вообще можете знать, что-то о психологии, если вы не представляете себе, что такое нервная система. Когда я училась на психфаке МГУ, мы на занятиях резали лягушек, чтобы своими глазами увидеть, что из себя представляет нервная система. – сказала она.

«Так она даже не кандидат наук! Все, что у нее есть – это морально устаревшее пятилетнее образование, а мы учимся уже шестой год! И при этом она еще позволяет себе комментировать наши учебные планы», подумал я, и отпустил вслух следующее язвительное замечание:
– Да, в таком случае мы действительно не можем обладать системным мышлением, так как лягушек мы никогда не резали, – за что был удален с того занятия.

С занятий за ироничные комментарии меня выгоняли и раньше, но на старших курсах, когда я имел возможность изучать профильные и интересные для меня дисциплины, такого обычно уже не случалось.

Через неделю уже знакомый сценарий вызвал у меня чувство «дежавю». Начинался курс по «Методам развития персонала». В аудиторию вошел не старый, но потрепанного вида мужчина в мятом пиджаке без галстука. За старомодными очками, пришедшими откуда-то из 70-х, скрывался один косой глаз. Его сопровождала длинноногая аспирантка, которая явно чувствовала себя неуверенно и не знала, как себя вести в студенческой аудитории, и все время смотрела на своего наставника обожающим взглядом. Про этого преподавателя еще до занятия ходили разговоры, что методы его работы вызывают много вопросов, а сам он часто подвергается критике. Потрепанный и несолидный вид этого мужчины разительно выделял его в общей массе холеных профессоров Высшей школы экономики в отлично подогнанных костюмах, дорогих галстуках и очках в модной оправе.

Как и Наталья Владимировна он начал с того, что наша профессиональная подготовка ничего не стоит.
– Недавние выпускники вузов – это самая тупая и бесполезная категория работников, потому что они напичканы непрактичными моделями и ничего не понимают в реальной ткани жизни, – сказал он.

Я по привычке возмутился, но вместо обычных язвительных комментариев начал длинный внутренний монолог по поводу того, что «дядя не прав». Постепенно монолог перерос во внутренний спор, и через некоторое время я обнаружил, что с повышенным вниманием слушаю преподавателя, который еще несколько минут назад вызывал у меня возмущение и отторжение. Я с ним уже соглашался и с потрясающей отчетливостью воспринимал все, о чем он говорит. Еще через некоторое время я обнаружил, что во мне запустился незнакомой интенсивности мыслительный процесс: в памяти начало всплывать огромное количество казалось забытой информации, я с невероятной для себя быстротой «переваривал» ее, взвешивал огромное количество аргументов и соображений, выстраивал сложные цепочки размышлений, которые приводили меня к неожиданным выводам. Я даже перестал в обычной для меня манере возмущаться идеям, с которыми был не согласен, потому что даже они подталкивали меня к неожиданным выводам и инсайтам.

Позже я обнаружил, что восстановить в памяти ход тех размышлений практически невозможно. Поначалу я пытался делать заметки в тетради, но рука никак не успевала за невероятной скоростью процессов мышления и восприятия. В результате сделанные в таком повышенном состоянии осознания «записки охотника» в нормальном состоянии восприятия никак не удавалось расшифровать. Собственная логика от меня ускользала. Но тем не менее неделю за неделей такие состояния повышенной интенсивности восприятия вызывали у меня невероятный интеллектуальный восторг, вызванный собственной способностью ставить непривычные вопросы и находить на них неожиданные ответы.

Так я и познакомился с Вячеславом Сергеевичем Дудченко. В конце учебного курса я подошел к нему и сообщил, что хочу работать в его команде.

Принципиальная сложность попыток рационального осмысления инновационной методологии В.С.Дудченко, на мой взгляд, состоит в том, что реальная практика Славиной работы с людьми была неразрывно связана с некоторыми странными состояниями восприятия, которые настолько сильно не соответствуют всему, что мы знаем о себе и о мире, что чаще всего рациональное сознание пытается вытеснить эти воспоминания и поместить их в самый дальний чулан памяти. Тоже самое происходило и со мной. Я довольно долго отказывал себе в рациональном признании того факта, что Слава как-то странно влияет на процессы моего восприятия, и лишь интуитивно чувствовал, что в его присутствии все как-то неуловимо меняется.

По сути, я добрался до рационального осмысления этого феномена лишь через некоторое время после ухода В.С.Дудченко из этого мира, когда познакомился с поздними работами К.Кастанеды, который довольно подробно описывает подобные состояния, называя их повышенным или левосторонним осознанием [Кастанеда К., 2003, 2003а, 2003b, 2003c]. Согласно Кастанеде, это «особое состояние пронзительной ясности восприятия» [Кастанеда, 2003]. В таких состояния повышенного осознания человек «… может вести себя так же естественно, как в обычной жизни, но разум его способен при этом концентрироваться на чем угодно с потрясающей силой и ясностью» [там же]. К.Кастанеда пишет, что впервые ввести человека в состояние повышенного осознания может лишь «нагваль», то есть естественный лидер, человек, обладающий невероятно высоким уровнем энергии, личной силы. По признанию многих людей, хорошо знакомых со Славой, именно таким он и был. Безусловно, состояния повышенного осознания, в которые вводил Кастанеду его учитель индеец племени Яки дон Хуан Матус в своих деталях отличаются от того, что происходило с окружающими в присутствии Славы, однако природа этого явления, по моему глубокому убеждению, одна и та же.

В качестве любопытного дополнения можно отметить, что некоторые нейрофизиологи описывают подобные состояния в терминах резко повышенной активности нейронов, связывающих левое и правое полушарие мозга. Однако такое понимание ничего не говорит нам ни об истинной природе, ни об источниках таких состояний. По сути, оно лишь описывает электромагнитный аспект крайне сложного феномена. Сам же Слава часто рассказывал, что в экстазе процесса порождения изменений частенько входит в особый модус сознания, который он сам почему-то называл «состоянием Амока*». Описывая это измененное состояние сознания, он часто говорил о том, что решения находятся сами собой, «выскакивают» неизвестно откуда, и что потом частенько не можешь вспомнить, что происходило и что ты делал. Возможно, это и есть тот самый способ целостного познания мира, который был утерян человечеством в эпоху ренессанса после становления предметных, расчлененных левополушарных наук.

У кого-то может возникнуть вопрос: какая связь между разработкой амбициозных стратегий и их реализацией, повышением личной эффективности и решением сложных слабоструктурированных проблем больших организаций, с одной стороны, и измененными состояниями сознания, с другой? Связь прямая. Реальная инноватика начинается только там, где человек (или группа людей) выходят из привычного состояния сознания, характеризующегося устоявшимся набором стереотипов, установок, ограничений, алгоритмов мышления и т.д. Ведь пока человек находится в рамках привычных схем мышления и поведения, он принципиально не может добиться результатов, отличных от тех, которые он получал ранее. Согласно теории когнитивного диссонанса Леона Фестингера человеческое сознание стремиться к состоянию стабильности и внутренней согласованности, что противоречит идее изменений, как таковых. Развитие начинается только когда в мышлении человека «сталкиваются» две противоречащих друг другу идеи (например, «я хороший менеджер», но «у моей компании паршивые результаты»), что приводит к «ненормальному» ходу восприятия [Festinger, 1986]. Более поздние исследования в сфере социальной психологии показали, что когнитивный диссонанс – это, по сути, единственный механизм развития человека, воспитанного к западной культуре (а с этой точки зрения к ней относится и Россия).

Однако достаточно хорошо изученный в социальной психологии механизм когнитивного диссонанса является лишь маленьким кирпичиком в сложном процессе инноваций в комплексных социальных системах, таких как группы людей, организации или даже территории. Эксперименты показывают, что человек, оказавшийся в состоянии когнитивного диссонанса достаточно быстро возвращается к состоянию равновесия, пересматривая одну из противоречивых идей (например, «не такие уж плохие у нас результаты» или «да, я не идеальный менеджер, но бывает и хуже»). Вогнать отдельно взятого человека в состояние когнитивного диссонанса по конкретному поводу не сложно, а вот проделать тоже самое с группой людей, поддерживать ее в состоянии интенсивного пересмотра привычных схем мышления и поведения сравнительно долгое время, да еще и хоть как-то управлять этим процессом – это задача совершенно другого класса сложности. По сути, она не может быть решена на рациональном уровне, поскольку процессы, протекающие в группе людей, находящихся в таком измененном состоянии сознания, практически, непредсказуемы и развиваются слишком быстро. Все решения должны приниматься молниеносно, на интуитивном уровне в ситуации постоянного дефицита информации. То есть руководить процессом интенсивных изменений в сложных социальных системах может только человек, способный сам входить в такие повышенные состояния осознания и управлять ими. В терминологии К.Кастанеды это и есть естественный лидер, нагваль, обладающий повышенным уровнем энергии, то есть способный с необычайной остротой концентрировать свое внимание на чем угодно.

Если на минутку согласиться с тем, что ключевым звеном инновационной методологии Дудченко, породившей множество изменений в отдельно взятых людях, организациях и на некоторых территориях, является вовсе не набор социо-технических средств и содержательных идей, а особый уровень энергии ее носителя (нагваля), то естественным образом встает следующий вопрос. В чем же феномен субъекта – носителя инновационной методологии, и может ли он (феномен) чем-то быть полезен нам, простым людям? На мой взгляд, и на этот вопрос существуют позитивные ответы, которые прослеживаются в приведенном выше примере:

  1. Во-первых, все, что делал Слава, всегда было направлено на решение его собственной задачи. В данном случае речь идет о противопоставлении своей и миссионерской задачи (вспомните о «прививании» системного мышления студентам). В последние годы Славиного профессионального пути, которые мне посчастливилось застать, он никогда не пытался кому-то помогать или решать чьи-то проблемы. В любой ситуации он имел свою собственную задачу, которую и решал с невероятной точностью. Однажды я спросил его, зачем он преподает в Вузе. В ответ он еще раз повторил, что думает о студенческой аудитории в целом, а также об уровне оплаты труда в Вузах, который не идет ни в какое сравнение с доходами от консалтинга. «Но в то же время работа с большими студенческими аудиториями позволяют изредка находить людей с «реакцией зрачка на мысль», - добавил он. И действительно, консалтинговая практика в последние годы показала, что в столь специфичной системе, которой являлась консалтинговая команда В.С.Дудченко, лучше всего приживаются недавние выпускники приличных вузов, а зрелые люди со сформировавшимся мировоззрением с трудом справляются с теми личностными трансформациями, которые необходимо претерпеть для интеграции в инновационную методологию.

    Прямой противоположностью личным задачам являются задачи миссионерские, то есть сделать что-то для кого-то другого (исправить недостатки вашего образования и т.д.) Как правило, такого класса задачи насквозь фальшивы. В лучшем случае за ними стоит неумелая попытка решить скрытую личную задачу. «Я всего лишь пытаюсь вам помочь», часто слышим мы от людей, которые пытаются заставить нас плясать под их дудку. В худшем случае за миссионерской задачей скрывается неосознанная личная проблема, которую человек пытается решить посредством миссионерства: почувствовать себя нужным (нужной), самоутвердиться, чем-то занять свое время и т.д. Человек, заявляющий или пытающийся решать миссионерские задачи вызывает у окружающих подсознательное отторжение, люди всегда чувствуют, что их пытаются обмануть.

    Из всего этого надо сделать вывод: важны не просто попытки рационально определять свою собственную задачу в каждой жизненной ситуации, но высокая степень осознанности, позволяющая отметать всякий псевдозадачный или псевдоличный хлам, обычно всплывающий в сознании. В конце концов, не случайно правило «Занимайся своими проблемами и затруднениями» является первым принципом инновационной методологии [Дудченко, 2007, с. 271] Выполнение одного лишь этого правила дает колоссальный скачек в личной эффективности. Однако следовать ему не так просто, как может показаться на первый взгляд. Когда я начал практиковать первое правило инновационного метода в повседневной жизни, то сначала с удивлением обнаружил, что в большинстве ситуаций вовсе не имею никаких сознательных задач, а действую, руководствуясь традиционной или аффективной мотивацией. Когда же я все-таки начал пытаться отслеживать динамику собственных внятных задач, то сделал открытие, что большинство из них имеет двойное, а то и тройное дно.

  2. Во-вторых, уже в то время, когда я впервые встретил Славу, в нем не было ничего личного. Когда я говорю о личном, я имею в виду весь тот огромный комплекс мотивов, желаний, устремлений и средств, направленных на поддержание и укрепление того, что составляет ядро нашей личности – чувства собственной значимости. В этом смысле Слава был абсолютно безличен. Ему было нечего защищать, и при этом он имел абсолютную защиту. Наталья Владимировна, из приведенного выше примера, явно самоутверждалась, рассказывая студентам о низком качестве их образования. Такая оценка позволяла ей чувствовать свое превосходство, доминировать над группой, что неизбежно вызвало отторжение и раздражение у большинства участников тех событий.

    Слава же был парадоксален: содержание его текста и все сопутствующее невербальное сопровождение было искусно выстроено так, чтобы демонстрировать чувство превосходства, вызывающее эмоциональную реакцию у студентов. При этом внутри он был спокоен, как мировой океан, и абсолютно равнодушен к уровню интеллектуального развития и деловой оспособленности «слушателей» курса. Это было тщательно разыгранное театральное представление, направленное на решение хорошо осознанной личной задачи. Его выдавали только глаза, которые оставались совершенно равнодушными к сути происходящего и его результатам. Сейчас я понимаю, что чувствовал это какой-то другой частью своего существа, не имеющей ничего общего с рациональным мышлением. В результате энергия, пробужденная в аудитории ударом по чувству собственной важности участников, вместо агрессии в отношении преподавателя направилась сначала в обострение внимания (состояние повышенного осознания), а затем на творческий и созидательный процесс.

    Таким образом, вторая принципиальная особенность нагваля, способного своим присутствием сдвигать уровень восприятия других людей – это очищение от чувства собственной важности [подробнее об этом см. Дудченко, 2004, с. 98-102, а также любые работы К.Кастанеды]. К сожалению, избавиться от чувства собственной важности сразу невозможно. Это вызов, ответ на который растягивается на многие годы непрерывной борьбы – выслеживания или сталкинга себя. Когда я впервые открыл «сезон охоты на себя», то с глубоким разочарованием обнаружил, что практически все мои «личные задачи» в конечном счете сводятся к поддержанию и укреплению чувства собственной важности. В последней книге В.С.Дудченко приведен пример одной из моих ранних попыток разобраться со своей собственной проблемой [Дудченко, 2007, стр. 183-187]. Та ситуация с сокрушительной силой продемонстрировала мне, что возникшая тогда в моей жизни серьезная проблема проистекает из представления, согласно которому весь мир крутится вокруг меня, а окружающие люди должны лезть вон из кожи, чтобы удовлетворять все мои желания.

    Самое тяжелое в начальных стадиях сталкинга то, что еще ничего не можешь с собой поделать непосредственно в жизненной ситуации, а лишь распознаешь очередные проявления чувства собственной важности и расстраиваешься от собственного бессилия. Это может приводить к унынию и спаду энергетики. Но с годами упорной тренировки постепенно начинаешь разделять себя, свои мотивации и причины, их породившие, и тогда обретаешь подлинную свободу выбора своей личной задачи в данной ситуации вместо невольного (осознанного или неосознанного) следования мотиву, продиктованному предшествующей личной историей. И это непрерывная борьба, которая не прекращается никогда.

  3. Мое третье соображение обычно вызывает негодование и протесты у людей, находящихся в плену рационального мышления. Слава принципиально отличался от обывателей тем, что в подавляющем большинстве жизненных ситуаций решал задачи, выходящие далеко за рамки его маленькой человеческой жизни. Этот тезис тоже нуждается в расширенных комментариях. На мой взгляд, все «маленькие человеческие мотивации» можно свести к трем большим группам: во-первых, это получение очевидной материальной выгоды (денег, благ, льгот и общественного положения, способствующего повышению личного благосостояния), во-вторых, это весь комплекс мотивов, связанных с содержанием профессиональной деятельности (творческая и интересная работа, реализация своих способностей, развитие и т.д.) и, в-третьих, это группа социальных и коллективистских ориентаций (признание, причастность, радость от совместной деятельности и пр.) [Здравомыслов, 1986, с. 204-210]. Конечно, назвать все эти мотивы «маленькими» можно весьма условно. Это огромный пласт личностных задач и устремлений, реализация которых занимает у большинства людей всю жизнь. Но все же все вышеперечисленные мотивы весьма конкретны и приносят личности очевидное и понятное удовлетворение. Все они привязаны к масштабам и контексту отдельно взятой личности. Однако тот же А.Г.Здравомыслов утверждает, что вершиной мотивационной иерархии человека является осознание глубинного смысла собственной деятельности. Смысла, выходящего далеко за рамки материального обогащения, решения интересных и увлекательных задач, а также товарищества и взаимопомощи. Здесь мы выходим на те вопросы, которые обычно обозначаются под ярлычками «миссия» или «предназначение». Однако термины эти слишком заезжены, чтобы использовать их в попытках ухватить суть феномена инновационной методологии. Так, например, существует мнение, что предназначение – это то, чем человек может заниматься бесконечно долго и с удовольствием. Однако такая трактовка сразу же сводит понятие миссии к банальному удовлетворению потребности в интересном содержании профессиональной деятельности. Я предпочитаю называть подобного рода мотивацию, связанную с ощущением некоторых глубинных смыслов, задачей Духа.

    Задача Духа – это трансцендентная мотивация, то, чего человек никогда не стал бы делать, руководствуясь лишь конкретными личными задачами, не выходящими за рамки его(ее) маленькой человеческой жизни. Например, для Г.П.Щедровицкого такой задачей было развитие мышления, для Карлоса Кастанеды – поиск абсолютной свободы, для Славы – порождение необратимых позитивных изменений. Все эти задачи выходят за рамки человеческих жизней их носителей, они не приносят того конкретного удовлетворения, которое могут дать «мелкие человеческие мотивации», но при этом накладывают на их носителя невероятную ответственность. Для ясности можно привести в пример С.П.Королева. Один пожилой физик, заставший «создателя советского космоса», как-то раз поведал мне историю о том, чем Сергей Королев принципиально отличался от других главных конструкторов (Макеева, Глушко и пр.) Он не отличался от них по своим интеллектуальным способностями или управленческим талантам. Все они были гениями того времени. Единственным принципиальным отличием Королева была способность не соизмерять задачи, которые он ставил перед собой, с отведенным ему временем. Так, например, один из главных конструкторов того времени отказался от внедрения нового материала, который должен был принципиально повысить стратегические характеристики летательного аппарата, из-за того, что срок реализации проекта превышал, как он считал, оставшиеся ему годы работы в КБ. Для Королева таких ограничений просто не существовало. И дело здесь совсем не в тщеславии или амбициях, как могут подумать многие. Королев был невероятно скромным человеком. Ведь при жизни его фамилия хранилась в строжайшем секрете, а советская власть его многократно унижала и даже отправляла в лагеря. Известен случай, когда сотрудники милиции не пустили Королева на торжественный прием в честь возвращения Ю.Гагарина, потому что кто-то из чиновников забыл внести Сергея Павловича в список приглашенных.

    В этом месте у внимательного читателя может возникнуть вопрос: а какая связь между способностью нагваля изменять уровень восприятия окружающих и какой-то там миссией или «задачей Духа»? Связь вновь прямая. Как уже было сказано ранее, изменение уровня восприятия окружающих – это задача, непосильная отдельно взятому человеку, сколь бы высоким уровнем энергии он не обладал. Такую сдвижку может осуществить лишь Дух, некоторая абстрактная сила, с трудом поддающаяся человеческому восприятию. И нагваль в этом месте оказывается лишь посредником, проводником, исполняющим волю или задачу Духа.

    В этом месте обладатели развитого рационального мышления начинают звереть, потому что этот феномен никак не получается описать и интерпретировать в рамках простых, предметных и конкретных систем мироописания. Дух – это абстрактная или безличная сила, которая влияет на течение нашей жизни. И нагваль становится инструментом этой силы, решая свою задачу Духа. Для Славы такой задачей было порождение «необратимых позитивных изменений». И те, кто работал с ним долгое время, неизбежно рано или поздно приходили к пониманию, что не смотря на наличие некоторых типовых блоков в каждом инновационном проекте, работу Славы невозможно было алгоритмизировать. В казалось бы безвыходных ситуациях, где уже не сработали все известные ранее методы, ему в голову «из ниоткуда» каждый раз в последний момент приходили неожиданные и новые способы решения данной задачи. Когда мы допекали его вопросами о том, почему именно так, а не иначе, он честно отвечал, что не знает или по ходу придумывал какое-нибудь обоснование.

    Я сам всю жизнь был убежденным рационалистом и всегда чурался всякой оккультной, эзотерической и религиозной чепухи. Однако проведя определенную работу по поиску своих жизненных задач и избавлению от чувства собственной важности, я вдруг вынужден был признать существование некоторой абстрактной (то есть не описываемой в терминах нашего конкретного мира) силы, которая периодически подает нам знаки, направляющие общий ход нашей жизни. В дверь некоторых особо избранных Дух стучится с такой силой, что выламывает ее с косяком. Этот феномен хорошо описан в работах К.Кастанеды – два предшествовавших ему нагваля оказались при смерти, когда им пришлось пойти в учение к своим наставникам. А нам, простым смертным, Дух чаще всего посылает более мягкие сигналы – знаки. Приведенный в данной статье пример как раз является демонстрацией такого знака: цепочка, казалось бы, не связанных между собой событий сложилась таким образом, что я просто не смог «пройти мимо» этого странного человека, который впоследствии стал моим Учителем.

    Иногда в пустоте, образующейся в процессе избавления от чувства собственной важности, можно услышать «голос Духа» - некоторую навязчивую мысль или идею, появляющуюся в сознании из ниоткуда и навязчиво мешающую привычному состоянию покоя. Соратники Славы иногда шутят, что можно также почувствовать «волшебный пендель Духа», который безошибочно укажет направление дальнейшего движения.

Такова моя версия ответа на центральный вопрос данной книги. Парадокс этого ответа в том, что, с одной стороны, он обозначает вполне конкретное направление движения в сторону овладения невероятными чудесами инновационной методологии. Но, с другой стороны, в процессе этого движения все причины и мотивы, обусловившие его (движения) начало, теряют свою актуальность и значимость, ибо наши обывательские устремления обычно не выходят за рамки перечисленных здесь маленьких человеческих мотиваций. А кратко обрисованный в данной статье путь (впервые предложенный отнюдь не автором настоящей работы) предполагает годы ежеминутной борьбы (с самим собой, разумеется) без каких бы то ни было гарантий успеха или большого приза в конце, но с постоянным риском потерпеть неудачу.

Сноски:
* - А́мок — психическое состояние, чаще всего определяемое в психиатрии как этноспецифический феномен, свойственный жителям Малайзии, Филиппин и близлежащих регионов, характеризующееся резким двигательным возбуждением и агрессивными действиями, беспричинным нападением на людей. В немецком языке слово «amok» получило расширенное значение и обозначает неистовую, слепую, немотивированную агрессию с человеческими жертвами или без них, вне каких-либо этнических или географических рамок. (Назад к тексту)

Библиография:

  1. Программа инновационной игры под ред. Н.Т.Сорокиной, Ярославль, 1987. – 107 с.
  2. Дудченко В.С. Онтосинтез жизни. – М., «Граница», 1999
  3. Дудченко В.С. Абсолютный консультант, или секреты успешного конусльтирования – М.: «Кватро-Принт», 2004. – 240 с.
  4. Дудченко В.С. Саморазвитие. – М., «Кватро-Принт», 2007. – 400 с.
  5. Карлос Кастанеда. Огонь изнутри. Перев. с англ. - К: "София", 2003; М.: ИД "София", 2003. - 416 с.
  6. Карлос Кастанеда. Сила безмолвия. Перев. с англ. - К: "София", 2003; М.: ИД "София", 2003. - 352 с.
  7. Карлос Кастанеда. Искусство сновидения. Перев. с англ. - К: "София", 2003; М.: ИД "София", 2003.
  8. Карлос Кастанеда. Активная сторона бесконечности. Перев. с англ. - К: "София", 2003; М.: ИД "София", 2003.
  9. Здравомыслов А.Г. Потребности. Интересы. Ценности. – М.: Политиздат, 1986. – 223 с.
  10. Festinger, L. A theory of cognitive dissonance. Stanford, CA: Stanford University Press, 1957. Имеется перевод: Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб.: Ювента, 1999

К оглавлению

Продолжение книги: Часть 3

Тематика: